У налима холодный характер

Этот плес, что находится километрах в трех ниже Старожильска, знаком нам давно. Отец открыл его для себя, будучи на тетеревиных токах, рыбалкой особо еще не увлекаясь. А потом и я мальчишкой приезжал сюда с отцом. Весной и осенью мы ловили здесь крупного налима примитивными закидушками с колокольчиками. И каждый год все собирались проверить плес по льду. Но то Волга-водохранилище заманит, то лесное озеро. Несерьезной казалась ловля зимой на малой речке. Наконец решили для очистки совести потерять пару дней, прощупать заповедную яму жерлицами да «поставухами». Так заранее и готовились... потерять дни впустую.

Большая Кокшага в этих местах на самом деле мелкая перекатистая речка с песчаными откосами, заросшими ивняком. Напротив пологой залысины противоположный берег всегда обрывист. Под ним летом обычно ходит кругом вода и чернеет яма, в которой торчат сучья упавших дубов.

Дорога к деревне Мишенино, петляющая по берегу реки, занесена снегом, и мы решаем идти по льду, по свежему лисьему следу. Цепочка следов вдруг круто сворачивает к берегу, но мы идем прямо и... чуть не проваливаемся в промоину. Под ногами заколыхался снег, впереди треснул и открылся ледок, толщиной с фанеру. Из-под него запарило, глянула черно стремительная вода и сразу уволокла куда-то ледовые отколыши.

— Назад! — командует отец и смущенно лохматит волосы под шапкой. — Знал ведь, что лиса по гнилому льду не пойдет. Да любой зверь шкурой дорожит, чует опасность. А я то думал, что после таких морозов надежно прихватило...

— Да ладно, — успокаиваю. — На течении в любом месте может промыть. Главное — не искупались.

— Так-то оно так...

Дальше уже придерживаемся звериной тропинки.

Плес-омуток зимой выглядит совсем по-другому. Из-за снежных заметов по берегам он словно сжался, сделался меньше. Промерзший лес, потерявший листву, проглядывается вглубь на сотни метров. Зимний пейзаж оживляет несколько заснеженных сосен.

Мы бурим лунки под обрывистым берегом и ловим живца. На удивление — клев бойкий. Кроме ершей, плотвы и окунишек попадается и «лаврушка» — густерка с палец. Над нами кружит ворон, внимательно приглядывается и садится на сосну. Его явно интересуют рыбешки, которых мы стряхиваем в кан.

Вечером расчищаем снег на берегу и ставим палатку. У входа дымит холодная пока печка. Вдоль полотняных стен укладываем на поперечины-бревна березовые жердины. Это нары. Вскоре печка загудит, сыпанет из трубы искрами, и в палатке, присыпанной снегом до «крыши», будет тепло. Но самое главное впереди.

Жерлицы мы с отцом ставим в лучших местах. По крайней мере, мы так считаем. Именно здесь, на границе переката и ямы, брал по открытой воде налим. На перекате и в коряжнике устанавливаем поставухи-донки. Если и будут зацепы за лежалые дубы, то не жалко этой простой снасти, состоящей из куска лески с поводками и груза. Основная леска привязывается к палке, положенной поперек лунки. Леска крепится не в натяг, пара колец ее свободно лежит на снегу. Это чтобы не накололся усатый раньше времени, а заглотил надежно. Металлические поводки специально не ставим, вопреки расхожему мнению, что, мол, запросто перетрет налим леску своими мелкими зубами. Не было у нас еще такого случая. А вот застежки под поводки нужны. Проще отстегнуть поводок и поставить другой, чем возиться на морозе, выдирая стылыми руками крючок, который налим имеет обыкновение заглатывать «до хвоста».

Жерлицы у нас обычные — щучьи. К подставке крепится пластмассовым болтом и гайкой деревянная стойка с катушкой и флажком. Основная леска заканчивается грузом-«оливкой», вертлюжком и нихромовым поводком (не специально для налима, а просто не меняем щучью оснастку).

Лишь вместо тройников № 8,5 ставим через заводные кольца двойники № 8. Но гитенаксовые подставки, которыми обычно закрываем лунки, в этот раз не взяли. Стойки жерлиц утапливаем в холмики сырого снега, а лунки открыты, благо морозец пока не больше пяти градусов. Рядом с лунками устанавливаем хитрые светильники. Конструкция светильника проста, как оружие неандертальца. Это всего лишь банка из-под российского кофе, в которой плещется соляра и плавает марлевый фитиль. Кончик фитиля чуть-чуть выставляется из щели в крышке банки. От ветра огоньки защищены пластиковыми бутылками без дна. Светильники эти долговечны и дешевы, во всяком случае, сравнительно со свечами.

А для чего они нужны? Будем считать, что налим все же лучше идет на свет, хотя мнение это спорно. Здесь же огоньки нужны нам скорее для подсветки флажков, для красоты и эстетичности поклевки. Да что там поклевка! Когда дрожащие язычки пламени затрепетали в ночи, отблеск их упал на индевелые ветви тальника — заискрился и синий лед, заиграл разноцветьем. Замер тут очарованный лес, и старый ворон закашлялся глухо на сосне, сверкая удивленным глазом. Впрочем, фонариком все же пришлось пользоваться. Спустя какое-то время пластиковые колпаки закоптились и начали оплавляться.

К восьми часам вечера обживляем снасти. Раньше этого времени налим берет редко. На крючки жерлиц насаживаем живых ершей и сорожек. Для поставух режем сорожку дольками и цепляем придавленных снулых ершей, иначе в коряжнике живая рыбка быстро найдет, за что зацепиться. Наживка опускается на дно.

Часов до девяти пьем чай, слушаем «Маяк» и поглядываем на жерлицы.

Флажки насторожены. Ни одного подъема...

— Уж не электроудочники ли напакостили, выбили рыбу? — задумывается отец.

— Это может быть. Осенью всю ночь просидел у закидушек — поклевок не видел. Такого еще никогда не было, — отвечаю я.

Отец словно не слышит.

— И откуда только эта зараза поползла? В один миг ведь реку убивают, нелюди. Сами-то потом где будут хапужничать? А детям своим что оставят? Ладно, бывает и я трехстенку кину, дорогу окупить. Проезд сейчас золотой стал, для нас, пенсионеров. Не по нашим деньгам. Но ведь лишнего не беру — на жареху, да сварить. И в нерест никогда дорогу рыбе не перекрою, как гослов и договорники. Ну, пусть браконьером назовут...

— Да какой ты...

— Ладно-ладно. Пусть. И с одной драной «сороковкой» все одно — браконьер, но реку губить совесть не позволит.

— Да знаю я.

— Ну, и то хорошо. Давай-ка прогуляемся на лед.

Идем к снастям, поверяем лунки, скалываем тонкий ледок. Все в порядке, но хваток нет. На донки как-то не надеемся. Не в «клеевых» местах выставлены. Да и снасти, прямо скажем, еще те... Но для порядка проверяем и их. На первых двух донках глухие зацепы. А дальше... Дальше на крючках сидят приличные до килограмма налимчики. Причем, самые крупные рыбины попались именно на перекате, на самой струе и мели. Из коряжника выпутываем лишь одного полукилограммового налимчика. Спешно бурим лунки вдоль русла, осознавая, что шумим, конечно, и вероятно, губим рыбалку. Успокаивает то, что ночь еще впереди.

Расставляем жерлицы с хитрой подсветкой, но некоторые колпаки приходится заменять, настолько они закоптились и съежились от температуры. Потом замираем в ожидании у палатки и пьем крепкий чай. А вот и подъем! Вскидывается кусочек ткани на тонкой пружинке, трепещет в таком же трепетном свете огонька. Катушка медленно крутится. Даем налиму заглотить и тихо идем к жерлице. Есть!

Спать в эту ночь так и не пришлось. Налим хватал редко, но с надежным постоянством. С полуночи, когда из-за елей взглянула бледная луна, клев ослаб. Где-то недалеко, на горельниках, подвывали волки и трещали деревья от усиливавшегося мороза. Но вскоре опять «заиграли» флажки.

Налим брал до четырех утра. После этого — ни поклевки, хотя по зимней поре — самая глухая ночь сейчас, темень непроглядная да с морозцем. Но, по всей видимости, налим точен, выходит жировать строго по расписанию. У этой рыбы явно холодный нордический характер... Впрочем, на горячей сковородке нет налиму равных, особенно если обложить поджаристые ломтики нежной печенкой! А о налимьей ухе с трепетом гурмана писал еще Сергей Тимофеевич Аксаков...

Александр Токарев