Первая северная утка

На рассвете воскресенья в конце октября военного 1944 года я, шестиклассник, вышел из дома в пойму Оки под Рязанью в надежде встретить припозднившуюся утку. Узкая полоска редкой облачности, прикрывавшая восток небосклона, пламенела в лучах еще спрятанного за горизонтом солнца. Уже несколько дней, как морозная погода сковала землю. На поникшей траве лежал слабый налет серебристого инея.

Миновав пажить, подошел к южному берегу озера. За последнюю ночь поверхность его покрылась тонким ледком. Пройдя вдоль ручейка, текущего через брод из Прорвы в озеро, осмотрел еще не замерзшие заводи, где в такую погоду как раз и должны кормиться утки. Перед резким похолоданием я тут уже был и видел, как в разных местах поднялись две матерки и из-под самых ног сорвались несколько маленьких бекасиков, как я узнал значительнее позже — гаршнепов. Но, увы, сегодня тут пусто.

С невеселыми мыслями переправился по доске через ручеек и поднялся на высокий берег Красноватые лучи взошедшего солнца, пробиваясь сквозь облачность, придавали окружающей местности розоватый опенок и резкую контрастность. Но мне стало еще грустней: ледяной покров лежал и на крупном водоеме. Значит, утку не встретить. «Что делать? — думал я. Вернуться домой или продолжать поиск уток?» Но до самой Оки все водоемы уже замерзли, а на реке, если увидишь стайку, к ней не подступиться. В таком подвешенном состоянии я продолжал машинально двигаться вдоль Прорвы. А потом направился напрямую по дороге, к расположенному за изгибом ее широкому участку, где речка замерзает позже, и на котором чаще останавливаются пролетные утки.

Когда, приблизившись к берегу, посмотрел в направлении ранее скрытого за изгибом от меня участка Прорвы, то увидел на льду черные точки. «Утки», — екнуло сердце. Автоматически присел, чтобы не спугнуть. Пригнувшись, в приподнято-радостном настроении поспешил к месту, против которого находилась стайка. Там с колотящимся сердцем остановился, осторожно выглянул из-за куста. Десять черных уточек находились примерно в пятнадцати метрах от противоположного берега. Они держались довольно скученно, только одна — немного левее и ближе к той стороне. Птицы отдыхали, присев на лед и приспустив шеи. Как мне показалось, на боках у некоторых из них светились белые полоски. Судя по рассказам сельских охотников, это были северные утки, поместному, черныши.

Подобраться к ним с той стороны было практически невозможно: песчаный берег тянулся метров на семьдесят, но и от меня до уток примерно столько же. Стрелять на таком удалении бесполезно. Третьего подхода к стайке найти не удалось. Ждать, когда утки приблизятся к какому-нибудь берегу, тоже бессмысленно.

В такой обстановке терять было нечего, и я решил рискнуть и приблизиться к ним напрямую. Сначала попробовал ползти, но руки и коленки тут же почувствовали леденящий холод. Пришлось двигаться на корточках. Ружье при этом держал на весу. Вскоре я стал полностью виден для уток, но к моему удивлению и радости, они кажется, меня не замечали.

Отдыхающие утки попеременно приподнимали головки, осматривались и, убедившись, что им ничего не грозит, опять опускали. Наиболее часто это делала крайняя уточка. Наверное, сторожевая.

Конечно, хорошо бы первым выстрелом сбить сразу несколько птиц, а из второго ствола догнать одну из улетающих. Но как потом снять их с тонкого льда?

Однако, вспомнив пословицу о том, что лучше синица в руках, чем журавль в небе, я все же решил первым выстрелом уложить отдельно сидящую уточку. Пусть она от меня немного дальше, но ближе к тому берегу, и в случае удачи достать ее будет проще. А второй выстрел я сделаю в зависимости от обстановки.

Когда до уток оставалось чуть более пятидесяти метров, из села в направлении брода выкатила подвода. Времени для сокращения расстояния до уток оставалось в обрез. И, видя их спокойное поведение, я стал уменьшать остановки между моими черепашьими шажками, а затем, убедившись, что утки «проглотили» и это, перешел на медленное непрерывное перемещение. За время, пока под-вода спускалась к броду, миновала его и стала подниматься в мою сторону, было выиграно около десяти метров. Еще минута и утки могут всполошиться и улететь.

«Пора стрелять», — скомандовал я себе. Медленно поднял ружье, приложил приклад к плечу, навел мушку на выбранную утку и плавно нажал на спусковой крючок.

После выстрела уточка дернулась и затихла. Остальные поднялись врассыпную вдоль Прорвы. Пока я распрямлялся на одеревеневших ногах, они оказались от меня уже на приличном расстоянии. Далеко, но я все же выстрелил и, конечно, впустую.

— Эх, мазила, сколько уток упустил! — воскликнул за спиной подъехавший к этому времени на телеге мой товарищ Митя Теняков. В знак оправдания я показал ему рукой на лежавшую на льду утку.

— А как ты ее достанешь? — спросил он.

— Придется идти домой за жердями и веревкой.

— Недавно на берегу Кривой мы разобрали летний загон телят. Там какие-то жерди остались. Поехали, — предложил он.

Погрузив пару жердей на телегу, вернулись к броду. Дальнейший путь к трофею вдоль Прорвы для телеги был непроходимым из-за колдобин и Митя, развернув лошадь, покатил по своим делам. А я, взвалив тяжелую жердь на плечо, по кромке берега направился кутке. Добравшись до места, с помощью шнура, на котором обычно носил добытую дичь, закрепил прихваченную на броду коряжку к тонкому концу жерди, осторожно выдвинул ее на лед и, с трудом зацепив уточку, вытянул на берег. И только тогда почувствовал, как с меня спадает напряжение, в котором я пребывал с того момента, как обнаружил стайку.

Я поднял утку, и тут сразу бросились в глаза небольшой хохолок на ее сине-зеленоватой головке, белые полоски по бокам и зеркальца на крыльях. Ранее мне попадались чирята, матерки, реже широконоски и одна серая утка. А такую добыл впервые. Она была последней отстрелянной уткой в моем первом сезоне.

Позже я узнал, что добытая мною северная утка, как я тогда считал, оказалась обычной хохлатой чернетью, которая гнездится и в средней полосе. Но почему-то летом она обходила стороной наши водоемы, и местные охотники относили ее к числу северных уток.

Память о ней связана с открытием мною нового приема скрадывания дичи, позволяющего обманывать ее бдительность. Этот прием я впоследствии успешно использовал в своей длительной охотничьей жизни.

Виктор Головкин,
город Обнинск, Калужская область


Поделиться







Индекс цитирования

© 2007–2024 Астрахань