Кому везет в поле

Хитрый заяц
Страсть к охоте и рыбалке у меня появились с малых лет. По иному и быть не могло, поскольку отец заядлый охотник. Рядом с селом, где мы жили, простирались придунайские плавни с обилием лысухи, утки, чирка. Там он частенько пропадал с ружьем. А по профессии отец был рыбаком — добывал рыбу с артелью в колхозных лиманах. Мы — ребятня — предпочитали удочки, любили стоять на травянистом берегу и вытаскивать красноперок, карасей, щурят, а если повезет, то и сазанчика граммов на семьсот. Так что охота и рыбалка у меня в крови.

Но если для удильщика взрослость не требовалась, то для охотника она была необходима. Поэтому я мечтал быстрее вырасти, тогда отец позволит охотиться с ружьем. Оно висело на гвозде вместе с патронташем в каморе — двухстволка двенадцатого калибра, а марка — «Зауэр», которую он называл с гордостью — ничего мне не говорила. Ружье было для меня чем-то вроде сказочной игрушки.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет (а это было зимой), отец разрешил поохотиться. Радости было — через край. В мечтах я парил над полями, плантациями виноградников, оврагами, кручами за селом, под которыми начинались озера и плавни. Какие только картины охоты не рисовало мое юношеское воображение! Казалось, что под каждым кустом найду зверька или дичь. И, главное, был уверен — домой вернусь обязательно с добычей.

Со мной увязались два преданных друга — одноклассника, тоже охочие до приключений и мечтавшие хотя бы подержать ружье в руках. Решено было вначале пойти полем, пока не закрытым окончательно снегом, с большими распаханными проталинами, на которых виднелись серые стволы, оставшиеся после уборки кочанов капусты, а потом пошастать в рядах виноградника и оврагах. Надеялись, что где-нибудь да поднимем зайца. Мы знали, что взрослые, промышляя его, всегда выстраиваются в виде подковы и прочесывают поле, а впереди, у самого ее края, устраивают засаду.

Мы все сделали по-взрослому, только без засады — я с ружьем в середине, а по бокам, на расстоянии метров пятидесяти шли друзья. Надо сказать, что зимы у нас на юге редко бывают морозными, все чаще случаются оттепели, да туманы. Земля от влаги раскисает. В нашем случае мы шли по пахоте. Можно себе представить какие тяжелые лепехи образовались на наших сапогах. Однако трудности не гасили нашего юношеского азарта — важен был сам процесс охоты и надежда — вдруг повезет. И, конечно, удача нам улыбнулась! Серо-белый заяц-русак, не вылинявший, поднялся от меня метрах в десяти-пятнадцати, прижав к спине длинные уши, дал стрекача. Я вскинул ружье и выстрелил вдогонку. Увы, дробь пощипала сухие капустные стволы и не поразила цель. Победного крика я не произнес — заяц ушел, но на снегу остались красные бусинки крови. Опытные охотники рассказывали случаи, когда смертельно раненный серый пробегал еще несколько сот метров и падал бездыханно. Я пошел по следу, как ищейка, и вскоре увидел косого бодрого и внимательного. Он сидел и зорко наблюдал за нами и удалялся по мере нашего приближения. Без сомнения, был легко ранен

Погоня продолжилась, но ни разу заяц не подпустил на расстояние, с которого можно было его уложить.

С поля он увел нас в ряды виноградников. А поскольку между кустами натянута проволока, обвитая лозой, то перейти в соседний ряд можно было с большим трудом — надо было каждый раз перелезать через проволоку. Заяц видимо понял, как нас вымотать, поэтому постоянно переходил не только из ряда в ряд, но и на несколько рядов в сторону.

Идя по следу и петляя между кустов, я снова оказался в том месте, где был получасом раньше. А уморившиеся друзья, как только не пытались направить подранка в мою сторону — под выстрел, все безрезультатно. Заяц попался очень ушлый и он задавал тон в игре.

Вдруг новый поворот в гонках — следы из виноградников направились на кручи, под которыми лежало замерзшее озеро. Когда, пригибаясь к земле, я подкрался к обрыву, то обомлел: вот он — рукой подать, сидит на вершине, то ли зализывает раненную лапу, как котенок, то ли стряхивает с нее кровь.

Я поднял ружье и взял зайца на мушку. Казалось бы, вот он миг победы. Но не тут-то было. Он зыркнул на меня большим, расширенным глазом, по крайней мере мне так показалось, и кубарем скатился с кручи. У кромки озера будто в нерешительности остановился — продолжать путь или нет, и осторожно, короткими прыжками стал наворачивать по талому и заснеженному льду.

Уже в легких сумерках мы стояли на круче, тяжело дышали и наблюдали за ним. Поди ж ты — обхитрил. Гнаться по льду не было сил, да и не безопасное это было занятие. А заяц благополучно достиг противоположного берега и скрылся в высокой сухой траве.

В село мы возвращались ночью. Устали, конечно, до чертиков, но всю дорогу возбужденно обсуждали «ребусы», заданные нам русаком, удивлялись хитроумным петлям, которые он плел, сбивая нас с толку. Искренне восторгались, как все-таки ему удалось объегорить нас и уйти.

Но что делать — охота не всегда бывает с трофеем.

«Заколдованный» нырок
Охотиться на нырка — дело азартное, но порой бесполезное. Едва наведешь мушку, а он уже — плюх и ушел под воду, выныривает в другом месте. Пока сориентируешься где появится и даже снова увидишь остренький клюв, испуганные, холодные глазки, прицелишься, но он опережает тебя на доли секунд и скрывается подводой.

Так однажды и мы на лодке охотились с соседом Федором — я сидел за веслами, он на корме с ружьем на коленях. Мы выплыли из камыша на открытое озеро и сразу метрах в тридцати увидели стайку нырков. Федор, не раздумывая, выстрелил. Птицы, шлепая лапами, поднялись на крыло, но на воде все же остался один нырок. Может ранен? Я начал подгребать к нему. Федор выстрелил еще раз, но дробь прошла по пустому месту — нырок скрылся. На поверхность воды вышел совершенно в другом месте. Федор снова выстрелил. Опять мимо. Игры в «кошки-мышки» продолжались до тех пор, пока патронташ моего спутника не опустел. А птица плавает себе поодаль и наблюдает за нами. Я уж стал уговаривать соседа оставить в покое «заколдованного» нырка. Но охотничий азарт, как известно, пуще неволи. Да и как так: дичь рядышком, вроде вызов бросает, а ты бессилен взять ее.

Наконец шальная дробина угодила в шею нырка. Он пару раз трепыхнул крылами и закачался на мелкой волне. Федор посмотрел на меня торжествующе. А мне стало жаль нырка — с какой надеждой и отчаянием он боролся за свою жизнь, но человек — царь природы, оказался сильнее...

Спасенный вельштерьер
Как-то осенью позвонил двоюродный брат Степан, живущий в дальнем селе, и пригласил в гости, а заодно обещал интересную охоту на барсука. Я выбрал время, подготовил свой старенький «Москвич», собрал охотничье снаряжение и покатил к родственнику.

У Степана была умная и работящая собачка породы вельштерьер, по кличке Бек, которую он привез из Англии. В то время в нашей области такой породы собак не было. Она азартно шла в нору, боролась там со зверем, вытаскивала за морду на свет божий енота или лису, с воды доставала битую дичь. В общем, первая и незаменимая помощница для охотника.

Мы встретились. Вечерок скоротали за рюмкой, а следующим утром с ружьями направились к оврагам за селом, где находились норы лис и барсуков. Бек носился как угорелый, обнюхивал траву, кусты, следы и, наконец, остановился как вкопанный у одной из нор. Тихонько заскулил. Явный признак того, что внутри кто-то есть.

Степан дал команду: «Бек, возьми!» и собачка прямо-таки стрелой влетела в нору. Обследуя чужое жилище, тихо тявкала. А мы, приготовив ружья, мысленно видели сквозь землю, как она там продвигается. Точно, есть барсук, — со знанием дела пояснил Степан, — видишь, у входа свежие следы? Будь готов, сейчас выскочит.

Но прошло не менее получаса, а из норы никто не выползал — ни Бек, ни барсук. Однажды внутри послышалась возня. И опять тишина. Степан обошел окрестности, чтобы убедиться, что второго выхода нет.

Примерно через час голос Бека совсем стих, потом опять послышался и показался мне очень жалобным. Будто его незаслуженно обидели. Степан забеспокоился. «Что могло случиться»? — подумал я. И будто читая мои мысли, брат ответил:

— Скорее всего барсук «похоронил» его заживо — закупорил оба выхода. Самому ему не выбраться.

Степан извлек из рюкзака саперную лопатку и молча начал разрывать нору. Через некоторое время мы поменялись ролями. Подошли еще охотники, узнав в чем дело, начали помогать. Земли надо было переворочать немало. Я посмотрел на время — мы копали более десяти часов и жалобное тявканье раздавалось совсем рядом. Не заметили как наступила ночь. Кто-то из местных сходил в село и принес фонари.

Затем забрезжило прохладное утро, а Бек все еще оставался под землей. Лишь к вечеру удалось добраться до него. Действительно, барсук, которому удалось улизнуть, плотно забил землей оба выхода из своего «гнезда» и вельштерьер мог остаться там навечно, если бы хозяин бросил его. Но можно ли оставить друга в беде?

Степан бережно взял дрожащего Бека на руки и тот благодарно лизнул его в щеку.

Семен Паршиков


Поделиться







Индекс цитирования

© 2007–2024 Астрахань